И почему это ты решила, что Ложкин знает, чем занимается бармен и имеет к этому какое-то отношение? Кажется, в романах это называют интуицией или голосом свыше. Так или иначе, но Ложкин с Чикиным направлялись за мной.
Не слишком ли ты высокого мнения о своей персоне? Может, Ложкину просто нужно в туалет? Но для этого не обязательно звать с собой бармена. Да и жест Ложкина, которым он подзывал Игоря, не оставлял тому никакого выбора. Если бы Ложкин хотел, не знаю уж почему, прикончить меня, то вполне бы мог справиться с этим один — когда я увидела его отражение в полный рост, я по достоинству оценила его богатырскую комплекцию. Но если они не собираются меня трогать, значит…
Такой вот сумбур полусвязных мыслей пронесся в моем воспаленном мозгу за те секунды, которые мне понадобились, чтобы дойти до дверей в туалет. То ли со страху, то ли под действием какого-то странного магнетизма, но я почему-то открыла дверь, на которой висела табличка с дымящейся трубкой, и вошла. Там никого не было, и, лишь увидев на стене эти фаянсовые штучки, которыми могут пользоваться только мужчины, я поняла, что очутилась в мужском туалете. Этого мне еще не хватало! Но вместо того, чтобы пулей вылететь обратно, я как завороженная стояла на кафельном полу, а сзади уже слышались неумолимо приближающиеся шаги.
Какая-то сила заставила меня открыть дверь кабинки и толкнула внутрь. Я осторожно, чтобы не шуметь, закрыла задвижку и поднялась на две ступени к унитазу, дабы вид моих симпатичных ножек, обутых в милые замшевые туфельки, не смутил направлявшихся сюда мужчин.
Когда они открыли дверь и вошли, я определила в одном из говоривших Чикина. Он был радостно возбужден и лепетал бодро, но заискивающе:
— Григорий Викторович, сегодня прямо паломничество какое-то, идут и идут, у меня уже товар кончается, я поэтому и делал вам знаки, чтобы сообщить.
— Ты идиот, Гоша! — Второй голос, грубый и властный, принадлежал, без сомнения, Ложкину, которого Гоша называл по имени-отчеству. — Что, нельзя было записку передать?
— Ну… это… — начал было оправдываться Чикин, но Ложкин бесцеремонно перебил его:
— И запомни, я тебе «добро» на торговлю здесь не давал, но если уж ты сам решил, что тебе так проще, то если что — ты меня не знаешь, понял?
Тугая струя ударила в писсуар, в то время как Гоша пытался что-то промямлить в свое оправдание:
— Так я ведь…
— Товар получишь, как обычно, — снова не дал ему договорить Ложкин. — Если нужно больше, так бери больше сразу, я тебе сюда таскать его не буду. Да деньги гони, если все уже распихал.
— Еще одна доза осталась, Григорий Викторович…
— Ну ты и хам, Гоша. — Казалось, что Ложкину нравится проговаривать имя Чикина. — Ты, Гоша, получаешь от меня товар на реализацию по семьдесят, толкаешь по сотне да еще с деньгами думаешь меня динамить. Да я, Гоша, тебе такое динамо устрою!..
Голос Ложкина опустился до шепота, но был таким грозным, что тонкие перегородки в туалете завибрировали.
— Ну что вы, я, конечно… я уже и сам приготовил, — залебезил Гоша. — Вот, пересчитайте, тысяча четыреста, за двадцать доз.
— Я считать не буду, — немного мягче произнес Ложкин. — Ты ведь знаешь, что ошибаться не в твоих интересах. Ты как сапер, Гоша, — хохотнул Григорий Викторович, — можешь ошибиться только один раз. Второй возможности тебе, Гоша, не представится.
— Да, ну… конечно, Григорий Викторович, я все понимаю, только хотел попросить вас: следующий раз дайте тридцать.
— Как скажешь, Гоша, — пробасил Ложкин. — Только теперь деньги вперед, понял?
— Так ведь…
— Понял, я спрашиваю? — не дал ему договорить Ложкин и затопал к выходу. — Скажи еще спасибо, что я тебе отдаю по той же цене.
— Спасибо, спасибо, Григорий Викторович, я все понял, — послышалось уже из-за двери.
Минуты три я неподвижно стояла над журчащим унитазом, переваривая услышанное, потом открыла дверь, выбежала из мужского туалета и забежала в свой родимый.
Взглянув на себя в зеркало, я поразилась, каким бледным было мое лицо. Да-а, пожалуй, Ирине не стоит бояться, что кто-то может обидеть ее брата. Такой и сам сумеет постоять за себя.
Быстренько припудрив лицо и подкрасив губы, я вышла в зал. Ложкина за столиком уже не было, и я присела на табурет у стойки. Чикин, не знавший, что я слышала их недавний разговор, с веселой улыбочкой поспешил ко мне.
— Еще соку, красавица?
Я отрицательно покачала головой и достала из сумочки стодолларовую купюру.
— Нет, Гоша, минералки. — Я положила сотню на стойку.
У Гоши заблестели глазки, но он деньги не взял — видимо, кому попало товар он не отпускал.
— У меня сдачи нет, — хмуро произнес он.
— Да ладно тебе, меня же Ирка послала, — решила я блефануть.
На этот раз я попала прямо в «яблочко».
— Чего ж ты сразу не сказала. — Сотня исчезла со стойки, и на ее месте появился стакан, под которым я заметила белый прямоугольничек.
Я подняла стакан и, накрыв прямоугольничек ладонью, сунула его в сумочку.
— А теперь, Гоша, — я поманила его пальцем, — мне нужно тебя кое о чем спросить.
— Чего еще? — недовольно спросил он, но подошел поближе.
— Ты знал Лешу Замуруева?
— Ну, знал. — Он оторопело посмотрел на меня.
— В каких отношениях он был с Ложкиным?
— Ты че, летишь, подруга? — с угрозой в голосе произнес он.
— Нет, Гошенька, я не лечу, — спокойно ответила я, — а вот если ты не ответишь мне на мои вопросы честно и откровенно, полетишь прямехонько на нары, понял? — Я приподняла свой «Никон» над стойкой так, чтобы он его увидел. — Здесь у меня зафиксировано, как ты торгуешь наркотой. Итак?..